Конспект экономиста:)

Меню

Политическая заинтересованность в «теории рыночного хозяйства»

нет комментариев

Многие буржуазные экономисты, число которых постоянно растет, открыто признают необходимость планирования в масштабах всего народного хозяйства. Они предупреждают о том, что принцип рыночной экономики таит в себе опасность для существования и развития капиталистического способа производства. Вот что, к примеру, пишет Ф. Поллок: «Если способ производства, базирующийся на широком применении средств автоматизации, вполне осознанно поставить на службу человеку, то он будет содействовать сравнительно быстрой ликвидации существующего в мире бедственного экономического положения и к тому же в масштабах, прежде считавшихся нереальными. В тоже время совершенно ясно, что эта цель не сможет быть достигнута, если управление теми силами, которые будут приведены здесь в движение, оставить функционировать в рамках классического рыночного механизма. Это потребовало бы от миллионов людей больших жертв, которые они не хотят более нести. А в хозяйстве привело бы к таким разрушениям, которые по своим масштабам намного превзошли бы опустошения, нанесенные экономическим кризисом 30-х годов» . А несколько ниже он подчеркивает, «что в принципе лишь плановое хозяйство в состоянии рационально решить проблемы, выдвигаемые автоматизацией».

Сегодня многие буржуазные экономисты и политики в высшей степени единодушны в том, что с помощью механизма рыночного регулирования уже нельзя овладеть научно-технической революцией, являющейся главным полем сражения в классовой борьбе между капитализмом и социализмом. Так, уже цитировавшийся нами Дж. К. Гэлбрейт отмечает, что разговоры о свободной игре цен на рынке, о ликвидации монополий (при сохранении капиталистических производственных отношений) можно назвать просто глупыми.

Несколько лет назад в европейских капиталистических странах произвела сенсацию книга Ж.-Ж. Серван-Шрайбера «Американский вызов». Западногерманское издание вышло с довольно большим предисловием Ф.-Й. Штрауса, в котором он попытался увязать выводы автора со своей собственной концепцией «единой Европы». Серван-Шрайбер поставил задачу показать ту опасность для капиталистической Европы, которая связана с ее «технологическим отставанием» от США, «отставанием в области менеджмента», с проникновением американского капитала в современные, наиболее передовые отрасли промышленности западно-европейских стран. Чтобы противостоять этому вызову, он требует установления «ведущей роли государства» , проведения соответствующей экономической комиссией, принимающей решения большинством голосов, «западноевропейской промышленной политики», что означает отмену «национального суверенитета» по основным вопросам хозяйственного развития; объединения ресурсов экономического роста стран в решающих областях (как в исследованиях и разработках, так и в сфере финансирования и реализации проектов); создания западноевропейского рынка капитала, а также правовой и налоговой систем, которые облегчили бы подобную интеграцию.

Совершенно ясно, что в будущем Западная Европа вступит в этап более развитого государственно-монополистического регулирования, «наднациональный» характер которого будет во всевозрастающей степени усиливаться. Перед лицом этих совершенна очевидных тенденций развития даже некоторые западногерманские экономисты выражают удивление и возмущение тем, что в ФРГ в отличие от прочих развитых в промышленном отношении капиталистических стран так упорно придерживаются идей рыночного хозяйства. Между тем в этом нет ничего удивительного. Это «упрямство» с давних пор касается лишь того, о чем вещает официальная боннская пропаганда, а не того, что в действительности творят монополии и находящееся у них на службе государство. О неискренности, неоткровенности буржуазной пропаганды, о той дилемме, перед которой она стоит, говорят, например, высказывания, подобные следующему: «Ради того, чтобы избежать упоминания одиозного понятия „плановое хозяйство», говорят об общехозяйственном национальном бюджете». Или западногерманский экономист В. Крелле, указывая, что «общехозяйственное регулирование» является задачей государственной экономической политики, пишет: «Это в любом случае связано с понятием экономического программирования рыночного хозяйства. Лучше было бы использовать понятие экономическое планирование при частичном сохранении порядка принятия децентрализованных решений. Но, к сожалению, хорошее слово «планирование» мы позволили взять себе на вооружение восточным централизованным системам» . Совершенно очевидно, кто и у кого хочет кое-что позаимствовать.

Рассмотрим подробнее вопрос, почему после окончания второй мировой войны стало возможным новое издание буржуазной теории экономического либерализма? И почему это произошло в ФРГ, в то время как в остальных главных капиталистических странах теория Кейнса и его последователей уже в течение многих лет занимает одно из ведущих мест в экономико-социальной пропаганде и является одновременно теоретическим фундаментом государственной экономической политики?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, необходимо проанализировать соотношение сил, сложившееся между социализмом и империализмом непосредственно после разгрома гитлеровского фашизма. Гитлеризм показал всему миру, до какой эскалации преступлений, организованных в государственном масштабе, может довести капиталистическая система. Развязанная фашизмом мировая война стоила жизни 50 млн. человек. Неисчислим материальный ущерб, нанесенный этой войной народам мира. Ужас и отвращение охватывает людей, становящихся свидетелями кошмаров, творившихся в концентрационных лагерях фашистской Германии. Симпатии широких слоев населения, в том числе и стран Запада, были на стороне СССР, его армии, вынесших на своих плечах основную тяжесть войны против гитлеровского фашизма и спасших человечество от фашистского рабства. Естественно, подобная политическая ситуация вынуждала империализм, поскольку это было для него жизненно важным вопросом, затушевывать, отрицать связи между капитализмом и фашизмом, а по возможности и попытаться направить антифашистские настроения против социализма. Для этих целей весьма подходящей оказалась «теория рыночного хозяйства». Анализируя учения Ойкена, можно было уже видеть, что под единое понятие «централизованно управляемое хозяйство» эта теория подводила и фашизм и социализм. Если у Ойкена политические оценки в известной мере явились выводами из его «учения об экономических укладах», то Ф. А. Хаек в своей вышедшей в 1944 г. в Англии работе «Путь к рабству» ставил задачу политически оправдать капитализм как общественную систему. Он пытался переложить вину за приход фашизма к власти на социалистов, представить социализм в качестве противника свободы народов вообще и личной свободы каждого отдельно взятого человека и тем самым заложить «теоретический» фундамент для ведения холодной войны против социализма, начало которой было затем положено фултонской речью (весна 1946 г.) У. Черчилля .

Ф. Хаек стремился внушить мысль о том, что «расцвет фашизма и национал-социализма следует рассматривать не как реакцию против социалистических тенденций того периода, а как неизбежное их следствие». Он пытался выявить наличие у социализма и фашизма политико-этической «общности». Такой общей чертой, по мнению Ф. Хаека, является якобы дух коллективизма в противоположность либерально-демократическому принципу индивидуализма. Как фашисты, так и социалисты, по утверждению Ф. Хаека, видели в либерализме своего главного врага, а социалистическая пропаганда якобы играла на руку фашистам. Естественно, Ф. Хаек широко использует в качестве аргумента противопоставление планового хозяйства рыночному. Это, как мы видели, характерно и для Ойкена. «Теория рыночного хозяйства» была, таким образом, существенной, если не важнейшей составной частью одной из самых крупных кампаний, когда-либо организовывавшихся в целях фальсификации истории. Она показывает, на какие чудовищные извращения истины способна буржуазная идеология, сколь беззастенчиво она подтасовывает самые элементарные исторические факты, когда этого требуют ее классовые интересы. Вытекающая из самой природы социализма политика постепенного повышения материального и культурного уровня жизни народа приравнивается к социальной демогогии фашистов о «всеобщем благоденствии», которое на деле в период подготовки войны означает «пушки вместо масла», а в ходе войны — бедствия, нищету, смерть и в то же время миллиардные прибыли для монополий.

Фашистский «принцип фюрерства» сознательно был перекрашен в коллективизм. Героическую и самоотверженную работу коммунистов против фашизма антагонистические противоречия, существующие между демократическими и социалистическими целями, с одной стороны, и фашистским господством — с другой,— свели всего-навсего к «конкурентной борьбе», происходящей на пути к «одной и той же цели». Фашистское «централизованно управляемое хозяйство», возглавлявшееся и организовывавшееся представителями монополий, возведенными в ранг «руководителей военной экономики», отождествлялось с социалистическим плановым хозяйством. Трудно найти слова, подходящие для выражения всей низости подобной пропаганды.

Экономико-социальные корни, причины возникновения фашизма давным-давно вскрыты и проанализированы. В работе «Империализм как высшая стадия капитализма» В. И. Ленин обосновал, что монополия не только отрицает свободную конкуренцию, но и включает тенденцию к отрицанию буржуазной демократии. VII Всемирный конгресс Коммунистического интернационала (1935 г.) охарактеризовал фашизм как открытую террористическую диктатуру самых реакционных, самых шовинистических, самых империалистических элементов финансового капитала.

Все это после окончания второй мировой войны было подкреплено соответствующими доказательствами, причем не только в основных чертах. Нюрнбергский процесс против нацистских военных преступников, обобщение и анализ нацистских документов показали до мельчайших подробностей весь общественный механизм фашистского господства в иптересах монополистического капитала при непосредственном участии в этом его представителей. «Теория рыночного хозяйства» призвана скрыть и эти общественные взаимосвязи, воспрепятствовать их осознанию.

В конкретных исторических условиях послевоенного периода в Западной Германии «теория свободного рыночного хозяйства» оказалась наиболее пригодной для «теоретико-идеологического обоснования» сохранения капитализма и одновременно для распространения клеветы на социалистический путь развития, на плановое хозяйство, организуемое в интересах всего народа, для оправдания в Западной Германии господства крупного капитала и для ведения «холодной войны» против ГДР. Разве не падут на благодатную почву перед лицом горького опыта, который «накопил» немецкий народ, переживя и фашистскую принудительную экономику, и карточную систему на основные средства к жизни, и трудовую повинность, и фашистскую систему вообще, такие лозунги, как «свободный выбор потребления», «свободный выбор рабочего места» и т. д.? И разве перед лицом всего этого не были склонны многие люди в этом хоре «фанфаристов свободы» пропустить мимо ушей голос «свободных предпринимателей» или даже считать их участниками этого хора? «Связь» между улучшением снабжения и сохранением капиталистического хозяйства, построенного на извлечении прибыли, стала одним из самых вымученных «аргументов» пророков рыночного хозяйства: «Это основное демократическое право на свободу потребления должно найти свое логическое завершение в свободе предпринимателя что-либо производить и реализовывать в зависимости от условий рынка, т. е. от проявлений потребностей всех индивидов, которые он считает необходимыми и сулящими успех. Свобода потребления и свобода хозяйственной деятельности должны восприниматься в сознании каждого гражданина ФРГ как неприкосновенное право, за нарушение которого следует наказывать, как за покушение на наш общественный строй». Разве не были готовы многие люди под воздействием широкой пропагандистской кампании «плана Маршалла» игнорировать голос разума, предупреждавшего о том, что во второй половине текущего века из этого «свободного предпринимательства» может вырасти только полностью зрелый монополистический капитализм, что это «свободное предпринимательство» будет означать реставрацию тех сил, которые ввергли немецкий народ и все народы Европы в самую крупную во всей истории человечества катастрофу и тем самым похоронили «свободный выбор потребления и работы». Разве не буржуазия и ее идеологи должны были испытывать страх оттого, что ненависть трудящихся к фашистской диктатуре могла быть перенесена на капитализм, ее породивший? И разве попытки буржуазных идеологов не сводились к тому, чтобы эту ненависть направлять против демократических государственных институтов, представляющих интересы всего народа, против демократического планирования?

И не естественно ли, что на потребу этой цели возникла «теория», которая объединяла под одним понятием и фашистское «централизованно управляемое хозяйство», и социалистическое планирование? Вполне ясно также, что «централизованно управляемому хозяйству» должен был быть противопоставлен новый термин, который облегчил бы задачу перекрасить все то же обогащение монополий за счет трудящихся, представить его чем-то совершенно новым, лучшим по сравнению с фашизмом, термин, который одновременно мог бы использоваться и как идеологическое оружие в борьбе против социализма? И разве может быть изобретено что-либо более пригодное, чем «свободное социальное хозяйство» с его «свободой потребления», «свободой рабочего места» и, конечно, с дьявольским промыслом «свободного предпринимательства», из недр которого и выползла на свет ненавистная всему человечеству фашистская гидра?

Широкое распространение в послевоенные годы в Западной Германии практически одной экономической доктрины «неолибералов» объясняется также рядом объективных экономических причин. Наличие весьма значительного отложенного спроса как на потребительские товары, так и на средства производства, нехватка производственных мощностей, приток американского капитала («план Маршалла») — все это создало ситуацию, в которой «свободная игра сил», почти ничем не ограниченное действие законов рынка привели к экономическому подъему. Впрочем, этот подъем протекал в свойственном для капитализма духе: он сопровождался бурным расцветом спекулятивных махинаций, усилением эксплуатации трудящихся. Это было время так называемого экономического чуда, крестным отцом которого до сих пор называют в ФРГ Л. Эрхарда, бывшего на протяжении многих лет министром хозяйства в правительстве К. Аденауэра, провозвестника «целительного учения о свободном социальном хозяйстве».

В начале 60-х годов эти объективные условия изменились. Дополнительные финансовые источники иссякли, рынок был уже в высшей степени насыщен. Рост свойственных современному капитализму трудностей требовал применения различных форм государственно- монополистического регулирования. Это стало совершенно ясно после кризиса 1966—1967 гг. Во время кризисов в качестве панацеи всегда используются испытанные средства кейнсианской экономической мысли. Время исключительного господства экономического «неолиберализма» миновало. Перед кейнсианством была открыта «зеленая улица». Но это отнюдь не означало конца «теории рыночного хозяйства», ведь «учение о свободном рыночном хозяйстве» ни в коем случае не служило действительным теоретическим фундаментом той хозяйственной политики, которая была бы направлена на возрождение системы свободной конкуренции. Она теперь просто не могла быть реализована, и этого всерьез никогда не пытались делать. Цель этого «учения» — теоретико-идеологическое оправдание восстановления господства капитала и отрицание социализма. Но с точки зрения обеспечения дальнейшего существования всей системы монополистического господства это, без сомнения, было одновременно и исключительно важной практической проблемой. Это означает, что идеологическая и хозяйственно-политическая функции буржуазной политической экономии обусловливают друг друга, взаимопереплетаются. Было бы серьезной недооценкой истинной конкретно-исторической роли «неолиберальной теории» считать, что ее задача состоит «в первую очередь в практически политической эмансипации частнокапиталистических предприятий от опеки центрального аппарата государственной власти» . Под этим имеется в виду прежде всего отражение попыток вмешательства западных оккупационных властей в экономическую жизнь ФРГ. Главная функция этой «теории» в действительности состояла и состоит в том, чтобы в интересах монополистического капитала разрешить основное противоречие между социализмом и капитализмом, между силами прогресса и реакции. Логически из выше приведенной ошибочной оценки следует другая, столь же ошибочная: «Новый этап государственно-монополистического развития обусловливает в принципе окончание влияния, оказываемого неолиберализмом. Развитие экономики ФРГ в настоящее время ускорило этот процесс и нанесло последний смертельный удар по либерализму.

«Теория свободного социального рыночного хозяйства» в действительности вовсе не умерла. Конечно, если бы ее цель на самом деле состояла в освобождении от опеки центрального аппарата государственной власти, то эта «теория» давным-давно прекратила бы свое существование. Практика же свидетельствует о том, что «теория рыночного хозяйства» остается и в наши дни важнейшим оружием в борьбе буржуазных идеологов против социализма.

Термин «рыночное хозяйство» и теперь в ФРГ самый модный и наиболее часто употребляемый. Не прекращается поток газетных статей на эту тему. Многочисленны разного рода совещания, конференции и симпозиумы.

Весьма показательно в этом смысле широковещательное совместное заявление Л. Эрхарда и К. Шиллера, опубликованное в октябре 1972 г. многими западногерманскими газетами: «Независимо и безотносительно к партийной принадлежности мы заявляем: Мы озабочены состоянием рыночного хозяйства. Этот порядок должен быть сохранен и упрочен. Вопреки всем скептикам, вопреки всем малодушным. И всем лжепророкам вопреки. Мы — за рыночное хозяйство». Обе «законные» фракции в бундестаге ФРГ — ХДС/ХСС и СДПГ/СВДП — превосходят самих себя в рвении доказать свою полную приверженность рыночному хозяйству. Каждая из них претендует на то, что является лучшим защитником рыночного хозяйства, каждая из них упрекает своего визави в том, что тот потрясает основы рыночной экономики. Показательными в этом отношении явились дебаты, состоявшиеся в бундестаге в январе 1973 г. по поводу правительственного заявления.

Оппозиции показалось весьма подозрительным то, что федеральный канцлер недостаточно подробно остановился на вопросе о рыночном хозяйстве. Она критиковала правительственное заявление за то, что там не было достаточно четкого и однозначного признания рыночного хозяйства. Министр хозяйства Фридрихе отклонил критику, заметив, что рассматривает себя официальным защитником данного экономического строя.

Разумеется, и правительство и оппозиция ХДС/ХСС являются сторонниками капиталистической системы хозяйствования. Эти партии вновь и вновь «запрограм-мирована» твердят о своей приверженности «свободному социальному хозяйству». СДПГ заявила об этом прежде всего в своей Годесбергской программе 1959 г., на которую она весьма часто ссылается.

Если тщательно изучить изложение этой проблемы вышеназванными партиями, можно обнаружить определенные нюансы. Блок ХДС/ХСС претендует на «отцовство» по отношению к рыночному хозяйству и «экономическому чуду» 50—60-х годов. Он в первую очередь делает упор на эффективность, производительность рыночного хозяйства, более открыто выступает в качестве представителя интересов крупного предпринимательства и, естественно, подчеркивает, что свобода и инициатива предпринимателей представляет основополагающую предпосылку для экономического прогресса, а посему они находятся также в сфере интересов и потребителей. ХДС/ХСС упрекают СДПГ в том, что она недостаточно последовательно защищает частную собственность, не в полной мере содействует развитию деловой активности предпринимателей, а, проводя свою социальную политику, способствует падению «производительности» хозяйства и тем самым в конечном счете наносит ущерб свободе индивида. Л. Эрхард выступал неоднократно против тех, кто «не хочет или не может понять, что они, своим требованием о „больших социальных гарантиях» или своими разговорами об „общественной бедности и частном богатстве» дают в руки государства все больше прав на вмешательство в свою собственную частную сферу и благодаря этому могут надолго оказаться в полной зависимости от коллектива» .

Приверженность СДПГ к «свободному рыночному хозяйству» в большей степени связана с открытой поддержкой государственно-монополистического регулирования, с положением о том, что рыночное регулирование, во-первых, нецелесообразно в определенных областях хозяйственной жизни (в угольной промышленности, на железнодорожном транспорте) и, во-вторых, его следует увязывать с «народнохозяйственным счетоводством» и национальным бюджетом. Это должно, как говорится в Годесбергской программе, установить «для пародного хозяйства своего рода прицел», который не исключает, а предполагает права на свободное принятие решений. Все сказанное можно свести в одно предложение: «Конкуренция — по возможности шире. Планирование — в меру необходимости». Этот элемент го-сударственно-монополистического регулирования СДПГ рекомендует использовать для решения проблем, стоящих перед капиталистической системой ФРГ в целом.

Блок партий ХДС/ХСС, уповавший на «действенность» экономического учения Эрхарда и односторонне оперировавший схемами «свободного рыночного хозяйства», оказался недостаточно гибким в изменившихся условиях, потребовавших расширения масштабов государственно-монополистического регулирования. Попытки бывшего федерального канцлера JI. Эрхарда осуществить этот поворот были запоздалыми и малоэффективными.

Рост политического влияния СДПГ объясняется в значительной мере и тем, что она в последние годы явно пыталась выступать в качестве «рабочей партии», в политической агитации больше уделяла внимания вопросам «участия рабочих в управлении», «формирования имущественного состояния у работополучателей», проведения налоговой политики в их интересах. И то, что говорилось по адресу ХДС/ХСС, порой звучало довольно смело. «Нельзя,— отмечал в свое время В. Брандт, — использовать рыночное хозяйство для «маскировки антисоциальной деятельности», необходимо выступать против тенденции к приватизации прибылей, с одной стороны, и тенденции «социализации» потерь и рисков — с другой». Но из этого ни в коем случае нельзя делать слишком поспешных выводов: ведь все это нацелено только на то, чтобы заполучить голоса избирателей. Словесный камуфляж не делал СДПГ подозрительной в глазах «власть держащих».

При этом учитывается и то, что правое социал-демократическое руководство вынуждено будет, если получит возможность возглавить правительство, выступать на словах в интересах империалистической системы с более «левых» позиций, чем это оно делает, находясь в оппозиции, хотя бы для того, чтобы нейтрализовать некоторые настроения и течения, более левые, чем само правительство. Именно потому, что все эти на словах «дружественные» в отношении «работополучателей» тона не имеют ничего общего с настоящей рабочей политикой, они несут на себе ярко выраженный налет антикоммунизма. Решающим критерием истинности является, как известно, практика. А практический опыт последних лет как раз и показал, что продемонстрированные и разрекламированные официальные «акции», которые должны были способствовать «выравниванию интересов работополучателей и работодателей», на деле никак не могут улучшить положение рабочего класса. Ясно, что в рамках капиталистического рыночного хозяйства невозможно решить существующие общественно- политические проблемы в интересах рабочих и всех остальных трудящихся. Напротив, «теория рыночного хозяйства» была изобретена специально для того, чтобы держать трудящихся прикованными к капиталистической системе.

Современная экономическая политика ФРГ в своей теоретической основе является больше кейнсианской, чем «неолиберальной». Не следует обманываться в этом, хотя и ведется показная полемика о рыночном хозяйстве и хотя СДПГ публично заявляет о своей приверженности к нему. Речь здесь не о том, что кейнсианство якобы несовместимо с рыночной экономикой. Несомненно, прав Г. Майснер, когда он объясняет критику этой полемики тем, что определенные круги монополистического капитала хотят предостеречь СДПГ от проведения излишне дирижистских мероприятий (например, замораживание цен) и поэтому требуют от нее регулярных заверений в своей приверженности к рыночному хозяйству . Политический интерес, проявляемый империализмом ФРГ к «теории рыночного хозяйства», обусловлен пе только потребностями во «внутриполитической альтернативе» социализму. Этот интерес вызван не в последнюю очередь тем, что подобная альтернатива благодаря «теории социалистического рыночного хозяйства» полностью соответствует империалистической стратегии «просачивания» в социалистические страны, их «размягчения», «размывания» изнутри.

Одна и та же политическая цель обусловливает заинтересованность западногерманского империализма как в расширении масштабов государственно-монополистического регулирования в «собственном доме», так и в ликвидации системы централизованного управления и планирования в социалистических странах. Вопрос о руководящей роли государства имеет решающее значение в борьбе между капитализмом и социализмом. И если еще К. Шиллер несколько лет назад говорил о «синтезе фрейбургского императива конкуренции по Ойкену и кейнсианской миссии, касающейся регулирования эффективного совокупного спроса» , то можно быть полностью уверенным в том, что в боннской практике и пропаганде Ойкен и Кейнс занимают неодинаковое положение: одновременно с безусловной фактической активизацией государственно-монополистического регулирования в Западной Германии на словах, как и прежде, предпринимаются попытки внушить мысль о существовании «свободного рыночного хозяйства».

Источник: Ник Г. «Рыночное хозяйство — Миф и действительность» 1976 год

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (Пока оценок нет)