Государственная теория денег
Общая черта всех акаталлактических денежных доктрин формулируется в негативных терминах — ни одна из них не может быть встроена ни в какую каталлактическую теорию. Это не означает, что в данных доктринах совершенно отсутствуют те или иные воззрения на ценность денег. Без таких воззрений эти доктрины вообще не были бы доктринами денег. Однако фигурирующие в них теории ценности денег сконструированы не вполне осознанно — они не предъявляются явно и не являются в должной степени продуманными. Дело в том, что, будь они продуманы и с помощью логики доведены до конечных выводов, стало бы очевидным, что эти теории являются внутренне противоречивыми. Последовательная и непротиворечивая теория денег должна быть интегрирована с теорией обмена, что повлечет за собой утрату акаталлактичности.
Согласно наиболее наивной и примитивной акаталлактической доктрине, ценность денег совпадает с ценностью денежного материала. Однако уже первое обращение к вопросу об основаниях ценности драгоценных металлов, приводит такого наивного исследователя к необходимости построить каталлактическую систему. Объяснение ценности благ должно быть найдено либо в их полезности, либо в трудностях, нужных для того, чтобы их получить. В обоих случаях эта отправная точка является таковой и для теории ценности денег. Таким образом, наивный подход, будучи развиваем логически правильно, автоматически подводит нас к проблемам реальности. Сам этот подход является акаталлактическим, но он подводит к каталлактике.
Другая акаталлактическая доктрина пытается объяснить ценность денег воздействием государства. Согласно этой теории, ценность денег основана на решениях верхнего уровня управления государством, а не на оценках торговцев1. Закон повелевает — подданный повинуется. Эта доктрина никак не может быть встроена в какую-либо теорию обмена, поскольку эта доктрина, очевидно, имела бы смысл только в том случае, если бы государство зафиксировало уровень денежных цен на все товары и услуги, установленные в ходе регулирования общего уровня цен. Поскольку в данном случае на это никто не претендует, государственная теория денег вынуждена ограничиться тезисом, в соответствии с которым государство устанавливает лишь общую значимость, или общую ценность (Geltung), денег в номинальных единицах, но не ценность этих единиц в торговой практике. Однако такое самоограничение означает отказ от попыток объяснить проблему денег. Подчеркивая несовпадение наложенной ценности (valor imositus) и внутренней цен-ности (bonitas intrinseca), канонисты действительно сумели с помощью схоластической софистики согласовать нормы римско-канонического права с реалиями экономической жизни. Однако при этом они вскрыли ложность доктрины valor imositus, показав, что с ее помощью объяснить рыночные явления невозможно.
Тем не менее номиналистическая концепция не исчезла из литературы по денежной теории. Правители той эпохи, видевшие в порче монеты важный источник укрепления своего финансового положения, нуждались в оправдании своих действий с помощью этой доктрины. Если нарождающаяся экономическая наука в своем стремлении разработать полную теорию человеческой деятельности воздерживалась от номинализма, то для целей оправдания фискальных способов удовлетворения потребностей правителей в деньгах всегда находилось достаточное число номиналистов. В начале XIX в. номинализм еще фигурировал в работе Генца и Адама Мюллеров, работа которых была посвящена оправданию денежной политики Австрии в период Bankozettel (банковых билетов). Именно номинализм служил основой, на которой воздвигали свои требования инфляционисты. Однако наиболее полно ренессанс номинализма проявился в XX в., в рамках немецкой школы «реалистической экономической науки».
Акаталлактическая теория денег оказалась логически необходимой для того, чтобы в ходе развития экономической науки усилилось влияние эмпирико-реалистической тенденции. Причиной этого является тот факт, что данная школа, враждебно настроенная в отношении любого «теоретизирования», воздерживается от введения в научный оборот любой теоретической системы, имеющей каталлактический характер. Эта школа должна была выступать оппонентом любой денежной теории, которая могла бы привести к появлению такой системы. Таким образом, поначалу адепты этой школы вообще избегали какого бы то ни было упоминания денежной проблематики, а если эта проблематика и появлялась в их работах, как, например, в зачастую весьма качественных исторических обзорах монетного дела в его связи с политической практикой, она оставалась в рамках традиционной классической теории ценности. Однако постепенно и незаметно для них самих их воззрения на денежную проблематику эволюционировали в направлении вышеописанных примитивных акаталлактических идей, в рамках которых деньги из драгоценных металлов трактуются как блага, ценные «сами по се-бе». И здесь обнаруживалась внутренняя противоречивость. Для школы, начертавшей на своем знамени лозунги этатизма, для тех экономистов, которые полагают, будто все вообще проблемы в экономике сводятся к проблеме администрирования, более подходит государственническая теория номиналистов. Эту работу выполнил Кнапп. Отсюда и тот успех, который ждал его книгу в Германии.
Тот факт, что Кнапп ничего не говорит о каталлактическом аспекте денежной системы, а именно о проблеме покупательной способности, с точки зрения доктрины, которая не признает каталлактики и заведомо отметает всякую попытку причинно-следственного объяснения ценообразования, не может считаться недостатком. Та непреодолимая трудность, о которую разбились старые номиналистические теории, для Кнаппа, аудитория которого состоит исключительно из последователей «реалистической экономической науки», не существует вовсе. Он смог (а принимая во внимание его читателей, можно сказать — он был вынужден) отказаться от всякой попытки объяснить значимость денег для коммерческой практики. Если бы в период сразу после выхода книги Кнаппа в Германии возникли важные вопросы денежной политики, то неадекватность доктрины, которая не в состоянии ничего сказать о ценности денег, стала бы полностью очевидной очень быстро.
Тому, что новая государственная теория денег была скомпрометирована немедленно после своего возникновения, мы обязаны неудачной попытке дать описание истории денежного обращения с акаталлакти- ческой точки зрения. Сам Кнапп, в четвертой главе своего труда, бегло касается монетарной истории Англии, Франции, Германии и Австрии. Вскоре последовали работы по другим странам, написанные участниками его семинара. Все они являются совершенно формальными. Они представляют собой попытки приложить схему Кнаппа к индивидуальным особенностям разных стран. Они содержат историю денег, изложенную с использованием терминологии Кнаппа.
Можно не сомневаться, в чем именно состояли результаты, которые должны были проистечь из этих попыток. Они выявили слабые места государственной теории. Рассматривать политику в области денежного обращения имеет смысл в связи с проблемой ценности денег, и теория, которая не может ничего сказать о покупательной способности денег, не годится для рассмотрения вопросов денежной политики. Кнапп и его последователи перечисляют законы и указы, но ничего не могут сказать нам ни о мотивах, по которым они принимались, ни о последствиях их принятия. Они не упоминают о факте существования разных партий, поддерживавших разную политику в области денежного обращения. Они ничего не знают, или не знают ничего важного о сторонниках биметаллизма, об инфляционистах, о сторонниках жесткой денежной политики, они считают, что те, кто выступал за золотой стандарт, были движимы «металлистическими предрассудками», а те, кто выступал против, были «свободны от предвзятости». Они старательно избегают всякого упоминания о товарных ценах и заработной плате и о тех последствиях, которые функционирование денежной системы имеет для производства и обращения. Кроме немногочисленных упоминаний «фиксированного обменного курса», они никак не затрагивают взаимосвязей между денежным стандартом и внешней торговлей, т.е. проблем, которые занимают важнейшее место в валютной политике. Мир еще не видел такого пустого и жалкого изложения денежной истории.
По окончании Первой мировой войны вопросы политики в области денежного обращения вновь обрели огромное значение, и сторонники государственной теории денег ощутили потребность сказать что-то по такому важному вопросу повестки дня. То, что им оказалось нечего сказать ни о текущем состоянии дел, ни об истории денежного обращения, показывает статья Кнаппа «Валютные проблемы германо-австрийского таможенного союза». Первая часть этой статьи опубликована Союзом социальной политики в сборнике «Экономическое сотрудничество между Германией и ее союзниками» (Die Wahrungsfrage bei einem deutsch-osterrechischen Zollbiindnis // Die wirtschaftliche Annahrung zwischen dem deutsche Reiche und seinen Verbundeten). Об этой статье вряд ли можно сказать что-то положительное.
Абсурдность результатов, к которым приводит номиналистическая доктрина, когда она касается проблем денежной политики, видна из того, что пишет Бендиксен, один из последователей Кнаппа. Бендиксен считает тот факт, что во время Первой мировой войны немецкая валюта имела низкую ценность за рубежом, «в некоторых отношениях даже желательным, поскольку это позволяло нам продавать иностранные ценные бумаги по выгодному курсу» . С номиналистической точки зрения эта чудовищная оценка выглядит довольно логично.
В данном случае Бендиксен является не просто последователем государственной теории денег — он в то же время представитель доктрины, трактующей деньги как требования. Акаталлактические воззрения можно, как мы видим, смешивать между собой по вкусу. Так, Дюринг, вообще говоря, считавший деньги «институтом Природы», держался денежной теории требований, отвергая в то же время номинализм.
Утверждение, согласно которому государственная теория денег была опровергнута всем ходом истории денежного обращения после 1914 г., не нужно понимать так, что эта теория была опровергнута «фактами». Факты, взятые сами по себе, не могут ни доказывать, ни опровергать — все зависит от значимости, которую мы приписываем тем или иным фактам. Пока теория не продумана и не проработана, она остается совершенно неадекватной, и заявить, что она «объясняет «факты», не является делом какой-то небывалой сложности — пусть даже эти объяснения поверхностны и не могут выдержать по-настоящему квалифицированной критики. В отличие от того, что утверждает наивная доктрина эмпирико-реалистической школы, неверно, что можно сберечь усилия силы, позволив фактам говорить «самим за себя». Факты не говорят — они упоминаются в контексте той или иной теории.
Государственная теория денег — и все акаталлактические теории денег вообще — разваливаются не столько под напором фактов, сколько из-за их неспособности эти факты объяснить. Последователи государственной теории денег хранят молчание по всем важным вопросам денежной политики, возникшим после 1914 г. Да, их усердие и производительность даже в этот период выразились в публикациях большого количества работ. Однако в этих своих работах они оказались не в состоянии произнести хоть что-нибудь по поводу проблем, занимающих всех в наши дни. Что могут сказать те, кто сознательно отказал в существовании проблеме ценности денег, об этой проблеме и о проблеме цен, которыми исчерпывается все самое важное в денежной системе? Их специфическая терминология не приближает нас ни на шаг в направлении ответа на вопросы, будоражащие сегодня весь мир. Кнапп считает, что ответы на эти вопросы не стоит искать никому, кроме «экономистов», и признает, что его теория ничего не может о них сказать. Но если государственная теория не дает ответов на важные вопросы, то для чего она нужна? Государственная теория не является плохой теорией денег — она не является теорией денег вообще.
Обвинение государственной теории денег в том, что она несет значительную долю вины за распад денежной системы Германии, вовсе не эквивалентно утверждению, что Кнапп лично повинен в проведении политики инфляции, которая и привела к указанному распаду. Этого он не делал. Тем не менее доктрина, в которой вообще не упоминается о количестве денег, в которой ничего не говорится о связи между деньгами и ценами, которая считает, будто все существенное, что есть в феномене денег, сводится к удостоверяющему штампу государства, является непосредственным вдохновителем использования «права» государства создавать деньги в фискальных целях. Что может удержать правительство в накачивании экономики все новыми и новыми количествами денег, если оно уверено в том, что этот процесс не затрагивает цены, поскольку все случаи роста цен объясняются «расстройством условий торговли» или «потрясениями на внутреннем рынке», но ни в коем случае не тем, что имеет отношение к деньгам? Кнапп не настолько неосмотрителен, чтобы говорить о valor impositus (наложенной ценности) денег, как это делали канонисты и юристы прошлых поколений. И его доктрина, и доктрина канонистов ведут к одним и тем же последствиям.
В отличие от некоторых своих горячих сторонников, Кнапп не был наймитом правительства. Если он что-то пишет, он делает это в силу наличия у него соответствующего внутреннего убеждения. Это хорошо говорит о его личной искренности, но не имеет никакого отношения к его теории.
Было бы не вполне корректно утверждать, что монетарная доктрина этатизма берет свое начало с Кнаппа. Монетарной доктриной этатизма является теория платежного баланса, которую Кнапп мимоходом упоминает, когда говорит о «пантополическом (pantopolic) происхождении обменных курсов» . Теория платежного баланса является хотя и несостоятельной, но по крайней мере каталлактической денежной теорией. Однако она появилась задолго до Кнаппа. Эта теория и содержащееся в ней различение между внутренней ценностью (Binnenwert) и ценностью внешней (Aussenwert) ранее уже обсуждались некоторыми этатистами, например Лексисом . Кнапп и его школа ничего не добавили к этому.
Однако этатистская школа несет ответственность за ту легкость и ту скорость, с которыми государственная теория денег распространилась в Германии, Австрии и России, заняв в этих странах место общепринятой доктрины. Эта школа вычеркнула каталлактику — теорию обмена и цен — как якобы избыточную для решения ряда проблем, стоящих перед экономической теорией, и попыталась представить все явления экономической жизни всего лишь проявлениями воли князей и иных правителей. Поэтому для такой теории было логично распространить свою доктрину и на деньги, заключив в конце концов, что и деньги тоже были созданы с помощью насилия. Младшее поколение этатистов имело настолько смутное представление о том, чем в действительности занимается экономическая теория, что они приняли убогое изложение Кнаппа за теорию денег.
Людвиг фон Мизес «Теория денег и кредита»
