Торговый капитал и его идеология
Как уже было указано, примерно с конца XIII столетия жизнь в Западной Европе сдвигается с мертвой точки, и начинают обнаруживаться новые хозяйственные условия, и развиваться новые формы экономической жизни. В начале случайные и местные — эти явления становятся с течением времени все типичнее, распространеннее и ярче. Изменения происходят и внутри населения и вне его (т. е. и в сфере внешних международных отношений) и, в общем, сводятся к постепенной замене прежнего натурального хозяйства новым — денежным. В основе перемены лежит изменение характера и системы производства. С падением старо-феодальной системы выступают новые силы — центральная власть и города. Чиновники и войско нового государства, торговцы и ремесленники городов начинают сменять на арене общественной жизни феодалов, с их вассалами и вилланами. Денежные отношения, денежный оброк, более правильные налоги заменяют собой старые, натурально — патриархальные обычаи, барщину, натуральные повинности, бессистемность обложения. Развивается кредит, внутренняя торговля, вексельные обороты.
Как все население, так и растущая центральная власть нуждается в деньгах, в драгоценном металле для расплат по найму и содержанию войска, для оплаты жалованья чиновников, дипломатов и пр. Деньги нужны и для поддержания престижа и связанных с ним блеска двора и показного просвещения, словом всюду необходимы наличные деньги.
Города так же нуждаются в деньгах для тех же целей. Нуждаются в них и группы населения, платящие денежные подати, покупающие новые орудия производства, вступающие в новые экономические отношения. Хозяева производственных предприятий нуждаются в деньгах для покупки сырья и для найма подмастерьев. Последним, за отсутствием у них движимого и недвижимого имущества, закрывается доступ в мастера. Их положение становится тяжелым, они уже наемники за деньги. Салериат (наемничество за плату, салер — заработная плата) захватывает их в свои тиски. Вскоре они уже навсегда станут „вечными подмастерьями», просто наемными рабочими за плату.
Одновременно с этим внутренним перерождением экономического быта, с новою социальною перегруппировкою населения, которое теперь все оценивает на деньги, идут изменения и внешнего характера. Открытие Америки и нового пути в Индию — изменяет направление старых торговых путей и необычайно расширяет мировой рынок и тем создает новые условия. Так береговая торговля и береговой каботаж отходят на второй план, вытесняемые океанскими путями сообщения. Морской торг переходит из рук итальянских республик к Испании и Португалии, затем к Голландии и, наконец, к Франции. Появляются новые ценности. Наплыв благородных металлов из других частей света естественно производит полную революцию в ценах на предметы первой необходимости, изменяет денежные системы и стоимость предметов роскоши.
Впервые отношение золота и серебра, считавшееся веками неизменным — нарушается. Падение ценности серебра увеличивает цены на все продукты и предметы. Появляется недовольство, ропот, желание понять и выяснить причину возрастающей дороговизны. Отсюда первые шаги к тому изучению хозяйственных вопросов, те первые попытки раскрыть смысл и значение происходящих явлений, о которых мы уже говорили. Начинают писать, а затем и читать книги по экономическим вопросам. Все указанные изменения жизни отражаются в идеологии, создать которую теперь стремятся во что бы то ни стало. Правительства отдельных стран, увлеченные общим течением, стараются своими мероприятиями попасть в общий тон общему движению. Эти мероприятия направлены на увеличение источников дохода казны, на увеличение количества денег, хотя бы путем их фальсификации, на развитие промышленных сил страны, на усиление внешней торговли, служащей, казалось, источником денег, на развитие и монополизирование отдельных, преимущественно новых, отраслей промышленности. В экономической политике государственной власти появляется, так называемое, торговое, или, что то же, меркантильное направление. Последнее, по мере роста экономической революции, по мере сопутствующих ей правительственных мероприятий, развивается в целую систему меркантилизма (systeme mercantile), как ее называют с конца XVIII века. Она возникла, таким образом, в позднейшую эпоху средних веков и для проведения требовала уже сильной государственной власти и денежных средств.
Меркантилизм требовал накопления капитала (торгового капитала) и значительной центральной власти, единой монархии, а не многоликого феодализма. Меркантилизм поэтому стал проводить интересы торгового капитала в эпоху монархии. Все это было под силу лишь торговой буржуазии. Меркантилизм есть идеология новых условий, а именно идеология третьего городского сословия, связанного с абсолютизмом. Меркантилизм, поэтому, является типичною политическою экономиею абсолютизма и связанной с ним зарождающейся буржуазией. Меркантилизм есть ничто иное, как созидание (нового) государства. Общей теории, а главное, философского обоснования, у нового направления еще нет. Меркантильная литература представляет собой простую апологию существующего, панегирики законодателю, льстивую протоколизацию бурно надвигающейся действительности, восторг перед этой действительностью. Не ищите в меркантилизме об’единяющей философской мысли, не ищите гениального синтеза, проницательного анализа! Их нет, он весь в практике.
Экономические воззрения меркантилизма, его теоретическое воззрение, его литература — зеркало событий, бумажная пена водоворота жизни и законодательства. Идея, так называемой, меркантильной школы была верным теоретическим снимком с практической действительности того времени; нации и правительства прибегли к меркантильной политике вовсе не благодаря влечению к особой научной форме мышления, а под давлением тогдашних обстоятельств и вследствие наблюдения слишком очевидных для всякого фактов действительности. Обыкновенно к представителям этого направления причисляют всевозможных писателей, начиная с XIII века. Некоторые же видят в меркантилистах группу писателей, трактующих вопросы безопасности и благосостояния, почему и предлагают это направление наименовать „системою государственной полиции благосостояния».
Всех меркантилистов, как сказано выше, об’единяет не философский фундамент, а жизнь и апология новых течений; в ней они защищают одни только общие положения, в начале — идею торгового, а потом расчетного баланса и т. д. Все это, однако, отнюдь не должно умалять важности и достоинств их сочинений.
Меркантилизм, под влиянием резкой критики последующих учений, под влиянием критически и оппозиционно настроенных течений, третировался как нечто низменное и вульгарное, как система сознательно и преднамеренно потакающая наживе и эксплуатации. В действительности это неверно и несправедливо. Теория меркантилизма не состояла только в одной заботе о накоплении денег и в одном стремлении к наживе; она вовсе не отождествляет денег с богатством, как утверждал о нем ложно Адам Смит. Меркантилизм стремился урегулировать все хозяйство страны, создав в нем единство и планомерность. Стихийные и вялые хозяйственные процессы получили при меркантилизме выявление и критику.
Меркантилизм за отдаленностью эпохи и, благодаря пренебрежительному к нему отношению, до сих пор вообще мало изучен. Даже существование такой хозяйственной системы отрицалось. Многие литературные памятники того времени, если не считать двух трех переизданий, составляют библиографическую недоступную редкость и за немногими исключениями не переведены на другие языки.
Так например серия памятников, изданных германскими профессорами Брентано и Лезером, таково 50-томное итальянское издание Экономических Классиков Кустоди.
Нам русским, например, для изучения меркантилизма нужно обращаться в далекие итальянские библиотеки или в книгохранилище Британского Музея. При этом предварительно необходимы розыски первоисточников. Другою трудностью изучения меркантилизма является то, что вся система никогда не была обработана в одно синтетическое целое, в одно логически стройное учение, изложенное полностью, в одном каком-нибудь исчерпывающем это направление, сочинении. У меркантилизма не было ни своего Аристотеля, ни своего Фомы Аквинского, ни своего Адама Смита, ни своего Маркса. Теория меркантилизма как бы носилась в воздухе. Идеи меркантилистов выражались более или менее ясно то у одного, то у другого писателя. Но, как система более прикладная, практическая, дух её узнается лучше из анализа мероприятий, указов и законов той эпохи, когда теория и жизнь сливались еще воедино.
Идеи меркантилизма в настоящее время не совсем забыты. Между эпохою меркантилизма и современною во многом имеется громадное сходство. Недаром середину XIX века с её политикою растущего государственного вмешательства называли „нео-меркантилизмом». Как тогда, так и теперь европейские народы переживают серьезные изменения в своем хозяйственном укладе. Как тогда, так и теперь интересы и значение центральной власти занимают господствующее место. Меркантилисты были буржуа-государственники, преклонявшиеся перед силой капитала всех видов, но не знавшие еще капитализма. Меркантилисты являлись идеологами городского зажиточного слоя, стремившегося к накоплению капитала, под охраною сильной, центральной власти. Меркантилизм, тем самым, являлся экономическою доктриною абсолютизма. Современный буржуазный капиталистический строй весь держится на государственном содействии, начиная от мелких судебных решений по делам промышленности, кончая активным содействием гигантским трестам. Буржуазное государство тесно срослось с буржуазным хозяйством.
Меркантилизм особенно мало изучен в той позднейшей его части, которая представляет собой его разложение. Причины неудач меркантильной политики особенно интересны. Если бы в экономической литературе появилось исследование, которое поставило бы своею задачею указать новые явления, которые выдвинула жизнь против меркантилистов, то такая работа безусловно принесла бы пользу экономической политике настоящего времени.
Меркантилисты, как было уже указано, являлись идеологами новых хозяйственных условий Европы, условий буржуазных, которые они сами же неумеренно восхваляли. Старый феодальный строй и патриархальные привычки находили в них горячих порицателей. Их защита денежного хозяйства и государственного вмешательства первоначально была по своему революционна, но аргументы свои они черпали, все же, из сомнительного „здравого смысла», а в духовных своих повадках и вкусах являлись чистокровными консерваторами худшего типа. Основным нервом всей системы и всего духа меркантилизма — было одно стремление, одно всепокрывающее стремление к наживе. Это был ничем не прикрытый классовый инстикт буржуазии. Отсутствие всякого признака обстракции не давало почвы для конструкции теории, которой и не создал меркантилизм, но, в тоже время, меркантилисты хотя и не создали целостной теоретической системы, но все взгляды и рецепты их проникнуты единым настроением, единым духом — ультра буржуазным. И если в науке нельзя указать евангелия меркантилизма, подобное святыя святых буржуазии, — „Богатству народов» Адама Смита, — зато всегда легко угадать меркантилиста любой страны и любой эпохи. Только современные меркантилисты в своей аргу-ментации более робки и более нерешительны, чем меркантилисты старого времени.
Центральными пунктами в воззрениях меркантитилистов были регламентации всех отношений власти, а отсюда правительственная опека всех слоев населения и всех хозяйственных его функций и стремление к возможно большему количеству благородного металла, запасы которого отождествлялись им с народным богатством. Переход к денежному укладу сверху до низу, усиление центральной власти, образование великих государств — заставляли искать возможно больших денежных средств. Если рассмотреть формы, в которых выразилась эта забота о приливе материальных средств в страну, то легко можно различить три стадии в развитии меркантилизма: 1) так назыв. „варварскую», 2) торговую и 3) стадию расчетного баланса. Одна стадия логически вытекала из другой, по мере экономического развития Европы.
Рассмотрим ближе каждую из стадий.
В первой стадии развитя меркантилизма именуемой „варварской», на деньги смотрят очень примитивно: считают, что чем больше в стране благородного металла, тем страна богаче. Все стремится к захвату золота и серебра, являющихся единственным влечением жизни, главною радостью существования. Поэтому повсеместно усиливается стремление к увеличению количества монеты. Когда для чеканки не хватает металла, усиливается фальсификация и порча монеты. С целью накопления металла запрещается вывоз благородных металлов заграницу и поощряется их ввоз. В первый период прибегали еще и к самым жестоким средствам — грабили и убивали капиталистов, особенно евреев, чтобы добыть деньги поддерживали работорговлю, пиратов и т. д., словом, ни перед чем не останавливались, лишь бы захватить побольше благородного металла. Такая хищническая экономическая политика поддерживалась обязательством ввозить обратно часть денег, вырученных от иностранцев, в звонкой монете. В Англии, кроме того, иностранные купцы обязывались тратить всю выручку на покупку английских товаров. Для этого существовал особый надзор правительственных чиновников в staple towus и функционировал особый государственный меняла (Royal exchanger). Типичным литературным выразителем этого периода является англичанин Миссельден. Из Англии, изложенные идеи распространяются в Испании и Португалии, затем уже переходят на север и восток европейского континента.
Во второй стадии меркантилизма, стадии „торговой», начинается усиленная погоня за товарами. Развивающиеся международные торговые отношения приводят народы к выводу, что путем внешней торговли также можно легко получать металлические деньги и благородные металлы во внутрь страны. Теперь стремятся, к расширению торговли главным образом, к вывозу товаров заграницу ради получения при экспорте уплаты. Уже не довольствуются одним запрещением вывоза золота и серебра, но придумывают новые средства завладеть богатствами; начинают зорко следить за тем, как идет обмен различных товаров, как происходят торговые сделки. Это требует создания особого штата. Для всех операций внешней торговли назначаются особые места, и особые чиновники, которые должны следить за тем, чтобы из страны никто не вывозил металлов. Если, например, кто либо из иностранцев продал товару на 100.000 рублей, он должен эти деньги оставить в стране и, если, всетаки, окажется излишек, он должен показать его чиновникам. Таким образом, все денежные сделки проходили через правительственный контроль. Как в первом периоде находились экономисты (например Миссельден), которые защищали положение, что все богатство заключается в металлических деньгах, так и во втором периоде нашлось еще большее число защитников торговых отношений — или торгового баланса.
Вопрос о торговом балансе, т. е. соотношении ввоза и вывоза, другими словами — импорта и экспорта, всегда очень существенный вопрос при международной торговле.
Еще с конца XV века европейские государства наблюдали, что внешняя торговля глубоко задевала интересы не только торговцев, но и всей страны. При ввозе товаров из-заграницы за них приходилось уплачивать хорошими металлическими деньгами, т. е. содержащими определенное количество благородного металла-серебра, реже золота. Эти деньги ценились на вес, потому что благородные металлы расматривались как товар. За вывозимый товар в соседнюю страну от соседа получалась равная стоимость, эквивалент, в металле. Ввоз товаров был равносилен вывозу благородного металла, вывоз — его получению. Для того, чтобы не было передвижения металла из страны в страну, производили подсчет — ввоза и вывоза товара, следили за равновесием того и другого, справедливо полагая, что, в общем, ввоз и вывоз товара равнозначущи перемещению металла из страны в страну. Это равновесие получило наименование торгового баланса. Совершенно очевидно, что соотношение, при котором создавался излишек металла в пользу страны, получило наименование благоприятного торгового баланса, обратное соотношение — неблагоприятного. В итоге балансового подсчета перемещался только остаток, излишек или сальдо. Поэтому в торговом балансе и его характере усматривали источник и характеристику материального положения хозяйства данной страны. Благоприятный торговый баланс — был по мнению тогдашних государственных людей верным залогом успешного развития народного хозяйства. Так, вместо первоначальной теории, носившей наименование — биллонной, отождествлявшей богатство с металлическим запасом благородного металла, водворилась новая теория — теория торгового баланса. На этом анализ торговых взаимоотношений соседних стран не остановился.
С развитием экономических отношений, с осложнением европейской хозяйственной жизни, — отношения между соседними государствами переросли узкие рамки отношений ввоза и вывоза. Товары, переходя из страны в страну, требовали ряд других значительных накладных расходов: грузы должны были нести расходы по перегрузке и провозу (фрахт), по страхованию и т.д. При этом значительном расходе по транспорту было выгодно предоставлять для морских перевозок свой флот. Руководясь мыслью о добавочном заработке на экспорте лорд-протектор Англии — Оливер Кромвель издал свой отныне знаменитый „Навигационный Акт», 1651 г., по которому ни одна тонна английского товара не могла иначе перевозиться, как на судах, построенных в Англии. Этот Акт сильно содействовал кораблестроению и упрочению английского торгового могущества на море.
Кроме таких прямых и непосредственных отношений, государства вступали и в ряд других денежных и кредитно-денежных обязательств. Например, одно государство занимало у другого деньги, на что следовала оплата процентов. Все такого рода срочные оплаты разного вида и наименования составляли в итоге солидную сумму платежей. Иногда случалось, в итоге, что страна с благоприятным торговым балансом, должна была вместо ожидавшейся получки сама платить. Общий денежный подсчет, общий платежный или, как его потом чаще называли — расчетный баланс — оказывался отрицательным. Так, например, позже, в царской России годами при благоприятном торговом балансе, расчетный был не выгоден. Излишек денег, полученных Россией по вывозу, уничтожался необходимостью платить по займам, по фрахтам, по страховке и пр.
Так ход общих денежных отношений постепенно вытеснил прежнее значение торгового баланса, уступив место балансу расчетному. Теория последнего, как более глубокая и солидная, привела к замене одного баланса другим.
Теория расчетного баланса первоначально еще более осложнила весь экономический вопрос. В эту эпоху основной заботой являются, с одной стороны, мероприятия, направленные на то, чтобы стоимость вывоза превосходила стоимость ввоза, („благоприятный баланс»), с другой — на создание отечественной промышленности, к которой подходили тоже с товарной точки зрения. Чем высшего качества и чем дороже были произведения промышленности, тем больше зарабатывал и тем легче транспортировал товар торговец. При этом, по первой группе мер, необходимо было, чтобы получился возможно больший доход, т. е. чтобы получался баланс, выгодный для казны. Таким образом, вместо балансов денежного и товарного, направленного на наблюдение за товарными сделками, появляется баланс, в себя их вмещающий, как часть, именно — расчетный. Меркантилизм в таком виде современные ему экономисты признавали наиболее правильным и долгое время думали, что найден истиннный путь к благосостоянию государств. С этою же целью в государстве преследовалась роскошь и все то, что требует прилива иностранных товаров в страну. Новую точку зрения защищает целая группа экономистов, которые, в конце концов, являются наиболее типичными представителями теории меркантилизма. Таковы, например, англичане Томас Мэн, Джошуа, Чайльд, Валтер Ралей, Дэвенант, Виллиам Темпль, написавшие соответствующие сочинения по вопросам торговли, денег и экономической жизни. Сочинения названных писателей были жизненны и убедительны, особенно для материальных интересов городской буржуазии.
Последняя была к этому времени господствующею социальною силою той эпохи. Поэтому большинство правительств европейских стран, не исключая России, увлекаются воззрениями меркантилизма, и почти всюду появляются представители этого направления. Меркантилизм и меркантилистическая политика стали всеобщими.
В эту же эпоху, последнюю для меркантилизма, наступает и разочарование меркантилизмом. Причин для такого отношения было много. Экономическая теория денег не удовлетворяла, преследование одних торгово-промышленных интересов становилось явно недостаточным, опека экономической жизни в целях поощрения и урегулирования приобретала форму мертвящего формализма.
Чрез толщу общих условий пробивались ростки новых отношений и веяний.
Новые теоретики меркантилизма, более научнообразованные, судили уже обо всем иначе.
Во-первых, было обращено внимание на то, что деньги имеют значение не только в силу своего количества, но и в силу быстроты своего обращения. Затем, в связи с этим было отмечено, что в торговле все более преобладающее значение получает не немедленная сделка, а кредит, не наличность, а векселя, все это вытесняло наличный металл. Затем, сами меркантилисты начинают отказываться от защиты торгового баланса и переходят к усиленным заботам о внутренней торговле и промышленности. Важность последней перед первою становится вполне очевидною.
По вопросу о насаждении промышленности сильною государственною властью — меры правительств были очень разнообразны и все более усложнялись. Наиболее успешною была система последнего этапа кольбертизма во Франции — единственное, что ценным и полезным оставил после себя меркантилизм. Главным выразителем этой новой политики был французский министр Кольбер (его министерство 1661—1683), по имени которого и вся меркантильная система называется „кольбертизмом». Последнее название („colbertismo») дал этому направлению итальянский публицист Менготти. Правильно, однако, под кольбертизмом разуметь чисто французскую разновидность меркантилистической политики. Мероприятия Кольбера, как известно, являются сравнительно удачным и полезным моментом в экономической истории Франции XVII века. Блестящее развитие последнего было лебединою песнею меркантилизма. Затем, вскоре, наступила эпоха его окончательного падения. Чтобы понять причины этого падения, нужно представить себе всю экономическую политику меркантилизма в целом.
