Регулирование цен постановлениями государственных органов
Государственная фиксация максимальных цен представляет собой самый древний и наиболее популярный инструмент этатистской денежной политики. Высокие цены, думают этатисты, возникают не вследствие увеличения количества денег, а из-за достойной всяческого порицания деятельности игроков, играющих на повышение (биржевых «быков») и прочих «спекулянтов». Для прекращения роста цен достаточно будет запретить их махинации. И вот принимаются акты, устанавливающие, что запрашивать (или даже уплачивать) «завышенные» цены означает совершать наказуемое деяние.
Подобно большинству правительств, правительство Австрии во время войны начало борьбу с ростом цен с помощью уголовного законодательства этого рода, принятого в тот самый день, когда оно привело в действие печатный станок для финансирования государственных расходов.
Предположим, что вначале государство добивается успеха на этом пути. Предположим также, что фактор уменьшения предложения товаров, связанного с военным временем, совершенно исключен из рассмотрения. Более того, предположим, что на стороне предложения вообще не действуют никакие факторы, которые изменяли бы меновое отношение между деньгами и товарами. Отвлечемся также от того факта, что во время войны увеличивается период, необходимый для перевозки денег, и что на операции клиринговой системы накладываются ограничения, т.е. не будем принимать во внимание эти и все другие факторы, которые увеличивают спрос экономических агентов на деньги. Ниже обсуждается только одна проблема — какие последствия, при прочих равных, будет иметь увеличение количества денег при ограничении уровня цен на старом уровне посредством государственного принуждения?
Увеличение количества денег приводит к появлению на рынке нового, прежде не существовавшего стремления к покупкам, или, иными словами, создает то, что обычно называется «новой покупательной способностью». Если соответствующие новые потенциальные покупатели выходят на рынок, где они вступают в конкуренцию с теми, кто уже находился на рынке, то при наличии запрета на увеличение цен будет реализована только часть совокупной покупательной способности. Это означает, что среди потенциальных покупателей появятся такие, которые покинут рынок, не достигнув своей цели, — при том что они были бы согласны купить по запрашиваемым ценам, т.е. такие потенциальные покупатели, которые вернутся домой с деньгами, выносившимися ими на рынок в расчете купить там то, что им было нужно. Купит нужный ему товар потенциальный покупатель, готовый платить официально установленную цену, или нет — зависит от всевозможных обстоятельств, которые с точки зрения рынка не имеют значения, например, от того, попал ли он на место вовремя или есть ли у него личные отношения с продавцом и от тому подобных частностей. Рыночный механизм больше не работает на выявление разницы между теми потенциальными покупателями, которые в состоянии купить, и теми, кто нет, — ценовые изменения больше не балансируют спрос и предложение. Предложение отстает от спроса. Игра рыночных сил перестает иметь значение — в действие вступают силы иной природы.
Однако правительство, которое запускает в обращение новые банкноты, делает это потому, что хочет отклонить потоки товаров и услуг от тех направлений, к которым они первоначально стремились, и направить их на некие иные — запланированные правительством — цели. Оно хочет приобрести за деньги эти товары и услуги, а не получить их другим возможным и понятным способом: просто изъяв их силой. Таким образом, в намерения правительства входит сохранение положения, при котором все, что нужно, приобретается за деньги и только за деньги. Отметим, что правительство не получает никаких выгод от той ситуации, которая сложилась на рынке, побудившей некоторых потенциальных покупателей уйти с него, не купив того, что им было нужно. Правительство хочет прибрести нечто за деньги — оно стремится не дезорганизовать, а использовать рынок. Однако официально установленная цена все-таки дезорганизует рынок, на котором за деньги продаются товары и услуги. Торговля, в той мере, в какой она это может, изыскивает другие способы. Она воссоздает систему прямого обмена, при которой товары и услуги обмениваются без посредства денег. Те, кого вынуди-ли отпускать товары и услуги по фиксированным ценам, отпускают их не кому попало, а только тем, кому они идут навстречу. Потенциальные покупатели выстраиваются в длинные очереди, чтобы успеть разобрать то, что им нужно, пока не поздно. Они рыщут по магазинам в надежде найти то, что торговцы еще не успели продать.
Когда товары, уже бывшие на рынке в тот момент, когда цены решением государства были зафиксированы на уровнях ниже тех, что диктуются рыночной ситуацией, оказываются распроданными, опустевшие складские помещения магазинов не пополняются. Назначать цену выше установленной запрещено, но производство и продажи еще не сделаны обязательными. Продавцов больше нет. Рынок прекращает функционировать. Но это означает, что организация экономики на базе разделения труда становится невозможной. Невозможно зафиксировать цены и избежать разрушения системы общественного разделения труда.
Таким образом, фиксация цен, имеющая целью установить цены и зарплаты на уровнях ниже тех, какими они сложились бы на свободном рынке, практически невозможна. Если такие ограничения будут наложены на цены лишь некоторых товаров и услуг, то появятся диспропорции, вызванные затруднением процессов адаптации, присущих экономическому порядку, основанному на частной собственности. Эти диспропорции будут достаточно существенными для того, чтобы стимулировать продолжение расширения системы ограничений. Если такие ограничения приобретут всеобщий характер, а попытки принудить к их соблюдению будут успешными, то несовместимость данной системы с общественным строем, основанном на частной собственности, быстро станет очевидной. От попыток ограничить систему фиксированных цен какими-либо рамками придется отказаться. Правительство, начинающее с запрещения рыночных цен, неизбежно движется к запрещению частной собственности. Оно должно отдавать себе отчет в том, что не существует третьего пути — между системой с частной собственностью на средства производства и свободой договоров, и системой с обобществленной (common) собственностью на средства производства, или социализмом. Правительство будет вынуждено постепенно вводить всеобщую трудовую повинность, рационирование потребления и, наконец, государственное регулирование всего производства и потребления.
Экономическая политика периода [Первой мировой] войны следовала именно этим путем. Этатист, с ликованием утверждавший, что государство в состоянии делать все, что ему вздумается, обнаружил, что экономисты были совершенно правы, и управлять экономикой только с помощью ценовых ограничений не получается. Этатисты хотели только ограничить игру рыночных сил, но им пришлось зайти дальше, чем они первоначально предполагали. Первым шагом на этом пути стало введение рационирования наиболее важных товаров первой необходимости. Вскоре была введена трудовая повинность, и в конце концов производство и потребление пришлось полностью подчинить государству. Частная собственность сохранилась только номинально, — фактически она оказалась запрещена.
Коллапс милитаризма стал также и концом социализма военных лет. Однако во время революции экономические проблемы понимались так же плохо, как и при старом порядке. Все те же эксперименты были проделаны вновь.
Попытки с помощью полиции и уголовного кодекса предотвратить рост цен не кончились быстрым крахом только потому, что государственные служащие действовали недостаточно решительно, а также потому, что люди изобретали пути обхода мер по регулированию экономической деятельности. Эти мероприятия не кончились катастрофой потому, что предприниматели не были охвачены таким энтузиазмом, о котором рассказывается в легендах этатистов-социалистов. Эти меры были обречены на провал, поскольку организация экономики на базе разделения труда и частной собственности может функционировать, только если рыночные цены определяются свободно. Если бы ценовое регулирование увенчалось успехом, оно парализовало бы весь экономический организм. Единственной причиной, по которой система общественного производства продолжала функционировать, была неполнота, с которой осуществлялись меры по регулированию, неполнота и непоследовательность, обусловленные беспомощностью тех, кто должен был проводить их в жизнь.
На протяжении тысячелетий во всех уголках Земли, где жили люди, химере справедливых и обоснованных цен были принесены неисчислимые жертвы. Тех, кто нарушал законы, регулирующие цены, сурово наказывали, их собственность подлежала конфискации, их самих арестовывали, пытали и казнили. Адептам этатизма было не занимать ни убежденности, ни энергии. Но, несмотря ни на что, чиновники и полицейские никогда и нигде не были в состоянии поддерживать огонь экономической деятельности.
Людвиг фон Мизес «Теория денег и кредита»
