Услуги, оказываемые деньгами и ценность денег
Представляется очевидным, что наивная точка зрения неспециалистов о том, что деньги ценны сами по себе, т.е. имеют внутреннюю ценность, неизбежно ведет к представлению, которое проводит различие между деньгами и денежными заместителями иным способом, нежели на основании того, что ценность вещи определяется ее полезностью. Те, кто считает ценность производной от свойств вещей, неизбежно должны различать физические ценные деньги и средства обмена, выполняющие функции денег, ноне имеющие материальной ценности. Этот подход неизбежно ведет к противопоставлению нормальных и плохих, или ненормальных, денег, которые в действительности вообще не являются деньгами.
Сегодня нет необходимости рассматривать эту теорию. Современная субъективная теория ценности давно разрешила этот вопрос. Никто сегодня в открытую не будет отстаивать точку зрения, в соответствии с которой большая часть или вся теория ценности и цены основывалась на внутренние присущей вещам меновой ценности, не зависящей от оценок действующих людей. Тот, кто признает это, уже принял фундаментальный принцип субъективной теории ценности, а именно теорию предельной полезности.
Для донаучных экономистов, предшественников физиократов и классической политической экономии, объединение теории ценности денег и теории ценности остальных благ представляло значительную сложность. Разделяя грубое материалистическое предубеждение, они видели источник ценности в «объективной» полезности благ. С этой точки зрения очевидно, почему хлеб, который может утолить голод, или одежда, которая может защитить от холода, имеют ценность. Но откуда черпают ценность деньги, которые не могут ни накормить, ни согреть людей? Одни считали, что ценность денег основана на «конвенции», в то время как другие утверждали, что ценность денег является «воображаемой».
Ошибочность этой точки зрения была вскрыта уже давно. Наиболее четко ее опровержение сформулировал Джон JIo. Если вся ценность основана на полезности, тогда источником ценности драгоценных металлов должно быть их использование в качестве средства обмена. Тот, кто готов назвать воображаемой ценность металла, используемого в качестве денег, в той степени, в какой его ценность основана на его денежных функциях, должен считать воображаемой любую ценность: «Ценность вещи заключается только в ее использовании нами и наших ожиданиях от нее, помноженных на ее количество» .
Этими словами JIo предвосхитил субъективную теорию ценности; он заслужил право остаться в истории нашей науки. Значимость его достижения не преуменьшается ни его неспособностью вывести все следствия из своего фундаментального открытия, ни тем, что он запутался в непролазных дебрях ошибок, ни, возможно, даже его виной.
Последующие исследователи также не смогли надлежащим образом использовать содержание выдвинутой Джоном Ло фундаментальной идеи. В трех вопросах до сих пор имеют место ложные представления.
Во-первых, некоторые исследователи категорически отрицают, что оказываемые деньгами услуги могут порождать ценность. К сожалению, они никак не аргументируют, почему оказываемые деньгами услуги должны отличаться от услуг, оказываемых едой и одеждой. Проблема, возникающая с «бумажными деньгами», решается посредством рассмотрения «бумажных денег» как требований на подлинные, т.е. имеющие «материальную» ценность, металлические деньги. Колебания обменного курса «бумажных денег» объясняются изменением вероятности их погашения звонкой монетой. В свете развития денежной теории в последние десятилетия было бы излишним опровергать эту теорию. Я уже предпринимал попытку ее эмпирического опровержения и не получил адекватного ответа .
Вторая ошибка, которая в каком-то смысле связана с первой, состоит в отрицании возможности существования денег, «сущность» которых состоит только в оказании денежных услуг и ни в чем больше. Обычно признается, что денежные услуги, как и любые другие услуги вообще, могут порождать ценность. Мы должны безоговорочно согласиться с Книсом в том, что «золото и серебро не более подходили бы для выполнения функций денег, чем любой другой товар, если бы они еще до придания им роли денег не использовались в качестве экономических благ для утворения потребностей людей, „обще»-экономической нужды, нужды, которая постоянно ощущалась всеми». Но Книс ошибался, когда утверждал далее, что «недостаточно того, что этот первичный способ использования драгоценных металлов предшествовал их использованию в качестве денег, и необходимо, чтобы они и дальше продолжали использоваться этим способом, иначе куски драгоценного металла потеряют свою полезность как денег… Если бы люди перестали использовать золото и серебро для удовлетворения потребностей в драгоценностях, украшениях и т.д., иное использование драгоценных металлов (в качестве денег) также прекратилось бы» . Кнису не удалось доказать верность этого утверждения. Совершенно неясно, почему экономическое благо, которое выполняет функцию всеобщего средства обмена, должно потерять способность выполнять функцию денег только из-за того, что постепенно прекратилось его использование в иных целях.
Тот факт, что для принятия какого-то блага в качестве средства обмена требуется предварительное использование или употребление его в иных целях, следует из того, что специфический спрос на его услуги в качестве средства обмена предполагает уже существующую объективную меновую ценность. Эта объективная меновая ценность, которая в дальнейшем изменится под воздействием спроса на это благо в качестве средства обмена в дополнение к спросу на него для «иного» использования, будет основана исключительно на его «ином использовании», когда оно начнет использоваться в качестве средства обмена. Но как только экономическое благо станет деньгами, специфический спрос на деньги может сохранять существующее рыночное обменное соотношение между деньгами и товарами, даже если исчезнет спрос на это благо, связанный с его иным использованием.
Человеческий дух медленно и с трудом освобождалось от грубого материалистического образа мышления, вследствие чего долгое время встречала сопротивление идея, что использование блага в качестве средства об-мена, как и любое другое использование блага, порождает спрос, который устанавливает цену и может ее изменять. Если считать, что способность вещи удовлетворять потребности людей, а также признание этой способности, являются необходимыми условиями придания вещи качества блага , тогда мы будем близки к утверждению о том, что среди объектов экономической деятельности следует различать «реальные» и «нереальные» блага. Как только экономист ступает на этот путь, он теряет почву под ногами и ненароком покидает царство научной объективности, переходя в царство этики, морали и политики. Там он будет сравнивать «объективно полезные» вещи с теми, которые только «считаются полезными». Он будет исследовать, являются ли и если да, то в какой мере, вещи, которые считаются полезными (и с которыми обращаются соответствующим образом), полезными в «объективном» смысле. Когда он зайдет так далеко, будет совершенно логично задаться вопросом, является ли потребность, удовлетворяемая с помощью полезных свойств соответствующего блага, реальной или фиктивной. Размышляя таким образом, можно прийти к выводу, что ценность драгоценных металлов (которые удовлетворяют «всего лишь» страсть к драгоценностям, а не физиологические нужды, которые, например, с грубой материалистической точки зрения несомненно удовлетворяют пища и одежда) является не более чем воображаемой, возникающей под воздействием неправильных социальных институтов и человеческого тщеславия. С другой стороны, результатом этого размышления может быть признание ценности драгоценных металлов вполне легитимной, поскольку даже потребность в драгоценностях является «реальной» и «обоснованной». Отрицается не объективная полезность драгоценных металлов, а скорее, истинность тезиса о необходимости услуг, предоставляемых деньгами, поскольку общество некогда существовало без денег и во всяком случае такое общество можно представить. Оспаривается состоятельность допущения о том, что наличие у вещи качества «блага» требует наличия «естественной» полезности, не ограниченной специфическими требованиями конкретного предполагаемого социального порядка.
Еще более грубо материалистическая доктрина отрицала то, что услуги, оказываемые деньгами, создают ценность, потому что деньги при этом не теряли способности оказывать другие услуги; иными словами, потому, что их «сущность» не исчерпывалась услугами, оказываемыми ими в качестве денег.
Все те, кто отрицал способность оказываемых деньгами услуг определять меновую ценность денег, не понимали, что единственным решающим элементом является спрос. Тот факт, что существует спрос на деньги как самое ликвидное (самое продаваемое) благо, в обмен на которое собственики других благ готовы с ними расстаться, означает, что денежная функция способна создавать ценность.
Людвиг фон Мизес «Теория денег и кредита»
