Предпосылки планирования

Хозяйства бывают и мелкие, и очень крупные. Различают хозяйства частные и общественные, например коммунальные хозяйства городов или государственные хозяйства различных типов в разных странах. Все они, однако, независимо от масштабов и типа, предполагают прежде всего наличие индивидуального или коллективного хозяина и планомерное руководство, сознательно направляющее их к определенной цели по заранее намеченному пути и с заранее намеченной программой действий. Эта программа действий, намеченная на тот или иной отрезок времени, и называется хозяйственным планом. В идеале такой план, направляя хозяйство кратчайшими путями к намеченной цели, должен обеспечить возможно полное использование в нем всех наличных ресурсов и достижение максимального хозяйственного эффекта с наименьшими затратами времени и усилий. На практике мы, конечно, только более или менее приближаемся к такому оптимальному решению задач хозяйственного планирования. Но во всяком случае хозяйство, ведущееся без заранее намеченного и сколько-нибудь продуманного плана, не может быть признано рациональным. Это ладья без руля и без ветрил.

Особенно важно при этом различать частнохозяйственные планы отдельных предпринимателей, свойственные всем странам капитализма, от планов народнохозяйственных, охватывающих все отрасли труда и направляющих все производительные силы страны в едином замысле к разрешению очередных задач всего общества в целом, как это практикуется в СССР и в других странах социализма.

Основной порок хозяйственных планов, создаваемых в условиях частнохозяйственных отношений и ожесточенной рыночной конкуренции между собой всех предпринимателей, прежде всего тот, что таких планов слишком много, причем каждый из них, преследуя индивидуальные выгоды одного лишь частного хозяйства за счет всех остальных, естественно, противоречит всем прочим планам. Действия и противодействия, направленные друг против друга, взаимно погашаясь, вообще не могут дать сколько-нибудь полезный эффект. И уже поэтому множество разноречивых индивидуальных планов никогда не сможет дать такой эффект, как единый народнохозяйственный план, в котором усилия всех хозяйственных ячеек так координированы между собой, что действуют все согласно, в одном направлении к намеченной планом общей цели.

Отдельный предприниматель, например металлург, знает, скажем, что на тонну чугуна ему нужно закупить 2 т руды и 0,9 т кокса. Но он не может знать при составлении своего плана, в такой ли именно производственной пропорции 2 : 1 :0,9 будут произведены эти продукты в стране, сколько металла потребует от него рынок и как сложатся рыночные цены. Не знает он и планов всех своих контрагентов — продавцов и покупателей. Чужая душа — потемки. Но еще темнее в чужих карманах, в карманах контрагентов, каждый из которых норовит надуть всех остальных. Коммерческая тайна покрывает все густою мглой в деловом мире современного капиталистического общества. И в этой мгле скрывается слишком много неизвестных, чтобы трезвым расчетом можно было обосновать рациональную программу действий в порядке индивидуального планирования отдельных предприятий.

Из миллионов скрещивающихся индивидуальных устремлений в конце концов складывается та или иная равнодействующая. Но эта равнодействующая в своем хозяйственном эффекте всегда меньше общей суммы затраченных на него индивидуальных усилий, ибо, сплетаясь в узле непримиримых частнохозяйственных интересов, эти усилия в огромной своей части расточаются бесплодно. В этом узле противоречий сумма, казалось бы, очень разумных волевых усилий претворяется, таким образом, в неразумную стихию. Каждый хозяин в отдельности здесь что-то предполагает, а стихия рынка всеми ими властно располагает. Получается хозяйственный хаос, из которого и проистекает та хроническая трагедия расточительства производительных сил общества, которая столь характерна даже для самых передовых стран капиталистического Запада. У всех дельцов в этом хаосе остается поэтому один лишь ориентир, заменяющий им и полярную звезду, и компас. Это рыночные цены, сулящие им прибыль или убыток. Если цены растут, все спешат использовать благоприятную конъюнктуру, наперегонки расширяя свою продукцию до тех пор, пока в самый разгар всеобщего «процветания» не разражается вдруг неожиданно для всех, как гром с ясного неба, очередной кризис перепроизводства. Цены стремительно летят вниз. А вместе с ними летит вверх тормашками и все пресловутое «просперити». Начинается всеобщая паника. Все сокращают свое производство. Лопаются, как мыльные пузыри, банки. Закрываются в результате банкротств тысячи солидных фирм и предприятий. Выбрасываются на улицу умирать с голоду миллионы безработных. А затем через два-три года депрессии (застоя) по истощении товарных залежей снова поднимаются цены и снова повторяется тот же лихорадочный цикл подъема и горячки до нового кризиса. И в этом процессе слепая стихия рынка опрокидывает самые трезвые расчеты и ожидания индивидуального планирования.

Иной эффект дают методы народнохозяйственного планирования, применяемые в СССР и обеспечивающие Стране Советов совершенно беспримерные темпы бескризисного развития. Не прочь были бы применить подобные же методы и некоторые капиталистические страны, потрясаемые особо жестокими кризисами. Ничего путного, однако, из этих попыток до сих пор не вышло. Да и не могло выйти — за отсутствием там необходимых предпосылок для такого планирования. В самом деле, чтобы успешно составлять единый план для всего народного хозяйства в целом, надо прежде всего организовать в нем такое единство. В СССР, где все средства производства страны принадлежат одному хозяину в лице всего советского народа и где поэтому все народное хозяйство представляет собой реальное единство, как единый комбинат с многочисленными отделениями и цехами, но с единой конторой, — вполне обеспечивается не только составление, но, что еще важнее, и дружное в общих интересах всего народа осуществление единого народнохозяйственного плана. Народное хозяйство всех других стран, в которых средства производства распылены в частной собственности множества хозяев, при наличии острого соперничества в их собственной среде и непримиримого противоречия интересов всех хозяев, как класса, и их рабочих, не представляет собой, конечно, такого единства.

Можно, однако, сказать и больше. Народнохозяйственное планирование в любой стране с господством частнохозяйственных отношений, несомненно, встретило бы активное сопротивление и самый ожесточенный саботаж со стороны всех частных предпринимателей.

Как видим, принцип частной собственности на средства производства вступает в явную и притом принципиально непримиримую коллизию с самыми насущными требованиями народнохозяйственного планирования. Представим себе, однако, что в какой-либо стране нашлась бы достаточно сильная и решительная народная власть, которая, ставя общие интересы здорового, бескризисного развития всей страны выше частных интересов отдельных собственников, поставила бы все же своей задачей наперекор всем препятствиям осуществить в стране народнохозяйственное планирование и тем самым избавить ее навсегда от неисчислимых бедствий хозяйственных кризисов. Спрашивается, что же ей для этого пришлось бы прежде всего сделать? Логика вещей подсказывает, что прежде всего для этого нужно было бы обуздать всех злостных нарушителей плана, хотя бы для этого пришлось заменить у пульта управления предприятиями всех собственников этих предприятий более надежными исполнителями плана из числа наемных специалистов — инженеров и экономистов. Кстати сказать, такая смена совершенно безболезненно в интересах дела происходит на наших глазах повсюду, где из отдельных предприятий организуются крупные их объединения — тресты и концерны. Бывшие хозяева этих предприятий, получив каждый по пакету акций и облигаций, отправляются на покой стричь купоны и подсчитывать дивиденды, а на производственной работе их с успехом заменяют функционеры-специалисты. Однако даже в такой весьма пассивной роли праздных рантье, собирая обильную дань накоплений от средств производства, обслуживаемых и управляемых чужими руками, собственники этих средств и накоплений могут еще проявить такую «частную инициативу», от которой не поздоровилось бы и прекрасно обдуманному народнохозяйственному плану. Всякий план должен обеспечить не только производство, но и реализацию общественного продукта. Но как обеспечить реализацию по плану той его части, которая должна служить задачам расширения производства, если соответствующий фонд накопления попадает в бесконтрольное распоряжение различных владельцев акций и облигаций и прочих частных собственников средств производства. А что, если они предпочтут использовать этот фонд на биржевые спекуляции ценными бумагами, или на скупку хлеба для перепродажи затем по бешеным ценам, или все скопом устремят свои вложения не в те отрасли, расширение которых особенно важно в интересах народа и обеспечено вещественными ресурсами по плану, а в те, какие им покажутся более рентабельными? Во всех этих случаях план реализации будет сорван со всеми последствиями подобных срывов.

Предотвратить такие срывы общественных планов производства и распределения возможно, лишь освободив частных собственников средств производства не только от тягостной обязанности управления ими, но и от гораздо более приятной привилегии частного присвоения результатов давно уже по существу ставшего общественным производства. Говоря иначе, нужно признать, что народнохозяйственное планирование несовместимо с частной собственностью на средства производства и обобществление их является поэтому первейшей и основной предпосылкой возможности успешного планирования в масштабе народного хозяйства в целом. Деловые люди нашего времени, однако, отнюдь не склонны отказываться от своей роли организаторов производства и от пресловутых достоинств частной инициативы предпринимателей в их собственных предприятиях во имя потенциальных преимуществ плановой системы. И тщетно было бы переубеждать их в этом. Частная инициатива, подогреваемая личной заинтересованностью, действительно немалая сила на путях хозяйственного прогресса, хотя поприще для ее применения с умножением трестов и концернов и поглощением ими всех более мелких «самостоятельных» хозяйств и хозяйчиков заметно суживается. Мы знаем, однако, наряду с частной инициативой и другую — общественную инициативу в условиях планового хозяйства. И нас тоже трудно было бы разубедить в том, что общественная инициатива миллионов трудящихся СССР в их борьбе за высокую производительность труда или в социалистическом соревновании их за перевыполнение планов дает гораздо больше народному хозяйству, чем частная инициатива, скажем, индийских ручных ткачей в их соперничестве с автоматами Нортропа или мелких лавочников, конкурирующих с универмагами Лондона и Нью-Йорка, или даже всех частных предпринимателей-аутсайдеров США, взятых вместе, в их безнадежном соревновании с американскими монополиями.

Вместе с тем, расценивая по достоинству ту хваленую медаль, на лицевой стороне которой красуется надпись «частная инициатива», не мешает взглянуть и на оборотную сторону, где четко вырисовывается в перспективе «промышленный кризис». И действительно, разве не эта самая пресловутая частная инициатива предпринимателей Запада, помноженная на их жажду наживы, гонит их в азартном состязании на всем пути от станции «Просперити» до конечной остановки в тупике «Кризиса»? Все те, стало быть, кому частная инициатива представляется более предпочтительной, чем ограничивающий ее народнохозяйственный план, должны быть готовы и к расплате за нее… кризисами. А это не дешевая плата. Сопоставляя данные о национальном доходе, накоплении и потреблении США за годы подъема и кризисов, нетрудно убедиться, например, что потеря в народном доходе США за один лишь 1933 кризисный год по сравнению с лучшим годом цикла (1929) составила не менее 47 млрд. долл. (87—40 млрд.). Сумма ежегодных накоплений в США в лучшие годы достигает при этом 7—8% от народного дохода, т. е. 6—8 млрд. долл.,- а в годы кризисов, по расчетам американских экономистов, наоборот, получается прямое проедание народного имущества на сумму не менее 6 млрд. Если, таким образом, из 47 млрд. долл. потерь 1933 г. в народном доходе 14 млрд. отнести за счет потерь в накоплениях и основных фондах страны, то, значит, не менее 33 млрд. прочих потерь снижают фонды народного потребления кризисного года и уровень жизни всего населения США. Королей миллиардов и прочих бизнесменов это снижение уровня жизни едва ли касается. И, стало быть, расплата за неумеренное пристрастие их к форсированию частной инициативы в ущерб плановости, приводящее к стихийному перепроизводству, падает на иных плательщиков. За их грехи расплачиваются в годы кризисов широкие народные массы.

Не встречает одобрения у бизнесменов Запада и еще одна предпосылка планирования, давно уже осуществленная в СССР. Мы говорим о монополии внешней торговли, установленной еще декретом от 22 апреля 1918 г. По этому декрету вся внешняя торговля Советского Союза с зарубежными странами осуществляется только через специально созданное Министерство внешней торговли и его агентуру за границей в предусмотренных планом масштабах и ассортименте. Такой порядок, гарантирующий советское хозяйство от всяких случайностей внепланового товарооборота, казалось бы, лишь облегчает и задачи его контрагентов, сберегая их время и издержки обращения, поскольку они вместо миллионов неведомых им советских продавцов и покупателей имеют дело с одним единственным их торговым представительством в каждой стране. И все же им недовольны все зарубежные сторонники свободы торговли, усматривая в этом явное стеснение их частной инициативы. Но с не меньшим основанием можно утверждать и обратное, что неограниченная свобода частной инициативы в международной торговле в еще большей степени ограничила бы возможности общественного планирования в интересах всего народа любой страны. Монополия внешней торговли не мешает СССР делать за границей значительные закупки. В период кризиса, когда все его жертвы изнемогают от затоваривания, СССР, непрерывно повышая свои ресурсы в бескризисном росте, может в отличие от капиталистических стран даже расширять в общих интересах международного рынка свой импорт. Не следует, од- нако забывать, что этой ценной и для него самого и для других возможностью Советский Союз обязан как раз только ему присущим методам планирования. Не выходя из рамок своих планов, он всего охотнее ввозил к себе доныне заграничные машины. Придет, конечно, время, когда ему потребуется и многое другое. Но никогда не захочет Советский Союз импортировать к себе вместе с другими товарами и такой заграничный продукт, как промышленные кризисы. Понятно, что без защитного барьера монополии внешней торговли советские рынки с первыми же признаками кризиса за границей сразу же затопило бы наводнение хлынувшей сюда отовсюду товарной завали по бросовым ценам. Грандиозное затоваривание, проникнув в эту брешь, сорвало бы все планы и расчеты Советского Союза и ввергло бы и его вслед за другими в общую пучину мирового кризиса.

А между тем, с тех пор как советская практика показала полную возможность предотвращения кризисных потрясений экономики методами народнохозяйственного планирования, никто уже не вправе рассматривать их как неотвратимое стихийное бедствие. Страны, которые в силу господства частно-капиталистической собственности и по другим причинам мирятся с бесплановостью и кризисами, не могут требовать, чтобы другие, не принимая своих маленьких предосторожностей, расплачивались за чужие грехи. Одной из таких предосторожностей и является монополия внешней торговли — эта необходимая предпосылка планирования для любой страны до тех пор, пока она находится в окружении соседей, предпочитающих бесплановость.

Наряду с такими экономическими предпосылками народнохозяйственного планирования, как общественная собственность на средства производства и монополия внешней торговли, следует назвать и важнейшую политическую предпосылку этих предпосылок в лице такой, как в СССР, подлинно демократической и сильной власти, которая, ставя общие интересы всего народа выше любых частных, захотела бы и смогла обеспечить все необходимое для осуществления планового хозяйства.

В качестве дальнейшей предпосылки успешного планирования нужно назвать и достаточно высокий культурный уровень всего народа, ибо мало еще составить разумный хозяйственный план, нужно его успешно выполнить. А для этого требуется разумное и активное участие всего народа.

Однако, как показывает опыт СССР, уже овладение путем обобществления такими командными высотами народного хозяйства, как крупнейшие индустриальные предприятия страны и земельные латифундии, железные дороги и контролирующие крупное производство банковские учреждения, достаточно для дальнейшего развития и укрепления всех прочих культурно-экономических условий и предпосылок рационального планирования.

До второй мировой войны, как известно, народнохозяйственное планирование было освоено и применялось с успехом в границах одного лишь Союза Советских Социалистических Республик. Но, выдержав с честью все испытания этой тягчайшей войны, плановая система хозяйства значительно расширила сферу своего действия. Она охватила уже и великий Китай, и целый ряд других народных демократий Запада и Востока. И этот неудержимо растущий лагерь стран социализма, обняв в своих границах ныне до миллиарда граждан, т. е. значительно больше одной трети всего населения мира, все глубже овладевает системой социалистического планирования, которая стала уже одной из наиболее перспективных мировых систем хозяйствования.

Растущему лагерю социализма противостоит ныне уже значительно сузивший свои границы лагерь стран империализма во главе с США. Разделяющие эти капиталистические страны частнохозяйственные интересы и противоречия уже не раз сталкивали их в ожесточенных схватках в погоне за новыми рынками и колониальными владениями. Однако в соревновании с мировой системой социализма они едины. На собственной территории страны этого лагеря располагают ныне уже не более чем 25% населения мира, но, будучи богаче и сильнее других, они по-прежнему претендуют на мировое господство. Лидеры этого лагеря, по-видимому, вполне оценили многие преимущества плановой системы хозяйства и не прочь бы у себя наладить нечто подобное под названием «управляемого» капитализма. Но их приверженность к своей частной собственности и принципам частнохозяйственной инициативы ставит непреодолимые преграды успешному планированию.

Вне этих двух принципиально чужеродных лагерей, социализма и империализма, остается, однако, еще очень много стран из числа бывших колоний, только что стряхнувших с себя тяжкий гнет метрополий, и других, еще испытывающих этот гнет чужеземной власти и капитала, колониальных и зависимых стран; они охватывают ныне до 40% населения мира. Этот третий огромный антиколониальный лагерь объединен прежде всего общим интересом отстоять свою свободу и экономическую независимость от посягательств агрессивного империализма. Но именно интересы независимости толкают такие страны, с преобладанием мелкого крестьянского хозяйства и тягостным аграрным перенаселением, на путь скорейшей индустриализации. Ждать на этом пути добрососедской помощи из лагеря империализма они не могут. И уже поэтому многие взоры из этих стран обращаются в сторону стран социализма. Беспримерные успехи плановой системы в лагере социализма вызовут, несомненно, действенный интерес к ее применению и во многих странах антиколониального лагеря. Мы знаем, что на этот путь уже вступает, в частности, великая Индия. И эти первые ее попытки можно лишь приветствовать. Не следует лишь в этой области надолго застревать в полумерах на полдороге.

С первого взгляда может показаться, имея в виду некоторые лейбористские опыты планирования в Англии, что это совсем простое и легкое дело. Овладев одной только энергетикой страны в результате национализации угольной промышленности и всех электроцентралей, можно, скажем, подчинить единому плану все механизмрованные отрасли труда и производства. Достаточно лишь к нарушителям производственных планов применить такую санкцию, как ограничение подачи топлива или в крайних случаях полное лишение энергии. Но ведь помимо производственных планов необходимы и планы реализации готовой продукции, и строительные планы. Как обеспечить их выполнение в условиях ничем не ограниченной рыночной стихии? Национализация даже всех крупных предприятий с компенсацией их владельцев процентными бумагами или иным способом не лишает их участия в распределении народного дохода. Но сосредоточивая в своих руках, хотя бы на правах рантье, огромную долю общественных накоплений, захотят ли они направлять их на реализацию наличных товарных фондов и на строительство новых предприятий в тех пропорциях, какие предписаны планом, или предпочтут переадресовать свои накопления в другие страны, не стесняющие частную инициативу? Совершенно очевидно также, что такими методами можно сорвать любой план и, создавая опасные диспропорции, вызвать кризис «перепроизводства» в стране, даже с очень низким уровнем потребления.

Логика борьбы за плановое начало подскажет новым демократиям трудящихся и дальнейшие шаги к ликвидации всех тех внутренних социальных противоречий и внешних угроз рациональному планированию, какие еще могут им встретиться на этом пути. Трудно, конечно, предвидеть, как в каждой стране будет решаться эта задача: какими именно мерами, в какие сроки и с какими издержками. Но опыт СССР и других стран социализма свидетельствует, что она вполне разрешима.

Источник: Струмилин С.Г. «Планирование в СССР» 1959 г.