Сельская буржуазия и ее идеология — физиократизм

В конце XVII века передовые в экономическом смысле страны Европы, а впереди других Англия и Франция испытывали глубокое переутомление от всей системы меркантилизма. И характер его стеснительной опеки, и несправедливое предпочтение городских и торговых интересов, и ошибочная возвеличение исключительно металлической валюты в качестве денег, и полное отсутствие какой бы то ни было свободы экономических действий, все это создавало глубокий протест против старой хозяйственной системы. Симптомы реакции становились все определеннее, резче и тревожнее. Уже в Англии торговец и лорд Дедлей Нортс формулировал в конце XVII века первые основы идеи свободы торговли. Уже в 1680 году, провинциальный купец Лежандр заявил Кольберу, „оставьте нас в покое», а выдающиеся писатели и патриоты Франции Пьер Буагильбер (1646- 1714) и знаменитый маршал Франции — Вобан (1633 — 1707) пламенно доказывали необходимость усиленного внимания к совершенно забытой, но важной отрасли народного хозяйства, к земледелию. Весь строй Франции дореволюционного периода красноречиво доказывал крайнюю опасность забвения деревни и сельского хозяйства. Положение крестьян дошло до крайней нищеты и раззорения. Сельское население представляло собой до крайности изнуренное налогами и совершенно истощенное всякими поборами обнищавшее население. Крестьянство и арендаторы утратили человеческий образ. Это были тени, питавшиеся кореньями, нищие, раздетые, обессиленные. Между тем своей красотой и природным богатством вечно зеленые пастбища влажной Англии, и плодородные поля и равнины Франции доказывали возможность прекрасного земледелия и доходного садоводства. Об этой недостигнутой в те дни и недостижимой возможности говорили глубоко и основательно, с поэтическим пафосом и сильным подъемом, и литераторы и философы. В середине этого исключительного века раздался мощный и потрясший основы цивилизации, голос несравненного Жан Жака Руссо. От пыльных скученных и душных городов, от ложной цивилизации и условной культуры, Руссо властно звал человечество к забытой природе, в поля и рощи, к простой и нехитрой жизни, к естественным занятиям. Призыв Руссо и по своей форме и по своей исключительной манере соответствовал всему смыслу этого великого восстания человеческой природы против ее искажения и условностей. Несмотря на всю свою абстрактность, простой и безхитростный язык Руссо был понятен каждому образованному европейцу. Несложные взгляды швейцарского философа, их простота и искренность производили на современного читателя колосальное и неизгладимое впечатление. Каждый чувствующий и мыслящий европеец становился в эти дни поклонником Руссо.

Руссо не был ни экономистом, ни социалистом, но его идеи оказали глубокое влияние и на экономические воззрения его века и на ход развития социализма. Так радикально Руссо менял ход мыслей европейского общества. До Руссо и после Руссо — это две разных концепции мысли. Руссо завершил и сформулировал ряд идей, до него только назревавших, и положил основание для ряда мыслей нового порядка. В Руссо, как в фокусе, сконцентрировались новые понятия века, который вообще весь был увлечен учением об естественном праве, о человеке природы, о простой и близкой к природе жизни. Руссо был только частичным, только одним из наиболее ярких штрихов нового общего течения. Вновь разгоревшееся влечение к природе стало в эту эпоху всеобщим. В домах и городах стремились к зелени лугов, к полям и рощам. На окнах городских квартир появились зеленые растения, в палисадниках — цветы, среди пыльных улиц и серых площадей — зеленые скверы и китайские беседки, потолки и стены, посуда и мебель разрисовывались цветами и пейзажами. Художники эпохи для своих картин избирали сельские пейзажи и сюжеты: деревенские сцены, пасторальные идиллические жанры, сельские стада и фигуры. Ватт был любимцем парижанок, пастухи и пастушки — главным персонажем новелл, балета и музыкальных произведений. В свинопасе видели странствующего принца, в цветочнице — переодетую принцессу. Обычный костюм светского общества напоминал сельский ландшафт. Напудренный маркиз выступал с жезлом пастуха, жеманная маркиза — с корзинкою цветов или арфою. Чуждые реальной сельской жизни и ее тягот — легкомысленные и беззаботные представители аристократии играли в деревню и сельский быт. Они не подозревали всего трагизма того социального противоречия, которое возникало при их искреннем по затее и нелепом по сути — маскараде. Так глубока была пропасть между игравшим в сельский свет, в силу моды, светским обществом и действительным положением деревни. „Тьмы горьких истин нам дороже нас возвышающий обман», очевидно думали в XVIII веке предки современных французов.

Новое общественное настроение скристаллизовалось довольно быстро к 60-м годам великого столетия. Оно получило наименование, в духе той эпохи, из греческих составных частей, — фюзис — природа и кратейн — творить, —физиократов.

Сложившись во Франции среди высшего общества, преимущественно крупных землевладельцев, новые идеи захватили круг образованнейших людей третьего сословия, тут сошлись врачи и адвокаты, ученые и журналисты, словом, все, кто стремился с новых общих точек зрения рассмотреть общие экономические воззрения на природу и смысл народного хозяйства.

Глава нового направления был серьезный писатель, серьезный ученый, выдающийся врач, лейб-медик короля — Франсуа Кенэ. Он был хороший естествоиспытатель и недюжинный экономист. Его общие взгляды, как и воззрения его главнейших единомышленников, были достаточно и теоретически и философски обоснованы. Как врач, Кенэ подходил к современному ему обществу, как к человеческому организму. Он усматривал в нем аналогию с человеческим телом. Кенэ искал в этом большом общественном теле те же отношения и процессы, которые были ему знакомы из курсов медицины. Поэтому для Кенэ были важны определения нормальных физиологических и ненормальных патологических условий и общее равновесие, так сказать экономический баланс — прихода и расхода в жизни общественного организма. Все это он изобразил как в своих статьях, так и в знаменитой Экономической Таблице, положив тем самым начало нового теоретически обоснованного экономического мировоззрения.

Во всю свою ширину это направление развернулось с середины 50-х и в .течение 60-х годов XVIII века, т. е. накануне великой французской революции. Между тем, для понимания эпохи важно охватить весь предварительный период, непосредственно предшествовавший смене меркантилизма физиократизмом, т. е. период постепенного наростания разочарования старым режимом и роста общего политически революционного настроения.

Революционность во всех сферах была общим настроением всего XVIII столетия. Во всех областях развивалось брожение и стремление к радикальной перемене. Глубоко истощившее Францию государ-ственное банкротство 1721—1722 г.г. было оффициальным порогом к наступлению новой эпохи. Возникшее неудовольствие, в силу полицейских и цензурных условий, еще не имело силы активно прорваться наружу и проявиться в печатном слове. Брожение, по тогдашним условиям, было бы энергично и безжалостно подавлено. Поэтому появилась и широко распространилась разнообразная рукописная литература. Списки памфлетов, а иногда и целых книг размножались и переходили из рук в руки, собирая массу читателей и слушателей. Этим способом возбуждалось общественное мнение, высказывался протест, проводились новые взгляды. Этим же способом безвестный провинциальный священник из Шампани бросил цивилизованному миру свой смелый, атеистический и революционный вызов, который у него, Жана Мелье, назревал годами и вылился в его рукописном „Завещании» (1729). Здесь были заложены первые мысли гневного революционного протеста, все то духовное восстание против существующего порядка, которое дошло до конца века уже в форме отчаянного вызова, организованного деятелями заговора Бабефа.

Но не только революционными настроениями исчерпывалась вся радикальная литература этой эпохи. Здесь нашли себе место разнообразные направления, выражавшие мировоззрение различных групп тогдашней буржуазии. К более консервативным нужно отнести экономистов и писателей по общим вопросам — Мелона, Дюто, Монтескье и Форбонне. Из них общепризнанной известностью пользуется автор „Персидских писем» и „Духа законов» Монтескье (1689—1755), но Монтескье не столько глубок, как блестяще остроумен. Его парадоксы в первый момент ослепляют и поражают, но экономический багаж этого автора недостаточен, чтобы выделить его из обширной плеяды блестящих писателей великого века, или чтобы с его именем связать начало какой-либо новой школы, секты или значительного течения.

Более любопытны представители радикального экономизма, отличающиеся впрочем достаточно миролюбивым характером. На первом месте надо поставить составителя проекта вечного мира и ненавистника Людовика, аббата Сен-Пьера (1652—1743). Не менее известен его ученик маркиз Рене-Луи д’Аржансон и англо-француз Ричард Кантильон. К ним, с некоторой оговоркой, можно причислить маркиза Мирабо (1715—1789), называемого обыкновенно Старшим Мирабо в отличие от его сына, знаменитого оратора революции. Каждый из них — характерная фигура, заслуживающая некоторого внимания. С точки зрения развития экономических идей, особого внимания заслуживает Ричард Кантилъон с его сочинением, посвященным „Опыту о торговле вообще» (Essai sur le commerce en general) и представляющим собой переходную ступень к физиократизму. Несколько особняком в этой группе стоит небольшая кучка писателей, принимавшихся одно время за физиократов, сгруппировавшаяся вокруг Жан Клода Мари Винцента де-Гурнэ. Эта группка получила наименование либерально-административной школы Гурнэ. Гурнэ был убежденный англоман и прогрессивный администратор, любивший ссылаться на опыт и пример английских порядков. Гурнэ был плодовитый писатель и энергичный переводчик целого ряда, дотоле неизвестных Англии, ученых.

В сочинениях названных авторов постепенно подготовлялись и формулировались те новые точки зрения, которые назревали и складывались под влиянием новых условий жизни и проникавшего постепенно всюду революционного настроения.

К этому же времени относится и глубокий кризис мировозрения, наступивший в общественном мнении вместе с проникновением в него как идей Вольтера, Дидро и энциклопедистов, так и идей материалистов Гельвеция, Гольбаха, Ламеттри и др. Время Великой Революции подготовлялось.